Это был такой тревожный и волнующий день для меня, хотя да, в принципе для всадника тоже. Моим всадником была моя же хозяйка, которая давно уже со мной была, мы с ней уже давно выступали, так что привычно. Я знала уже давно, что мы и в этом году выйдем на престижные соревнования, вот и сейчас мы собирались как раз на них. Они проходили где-то за границей, толи в Германии толи в Голландии, я уже и не знаю, помню, что какой-то город, название которого начиналось на «Г».
Я перевёл ленивый взгляд на своё окно, в котором уже вовсю светило яркое и приятное солнце, лето, вот оно. А хотя, что такого, что наступило лето? Многие его так ждали, ждали даже после Нового Года, и вот оно пришло, и всё, кто-то будет осуществлять свои задумки, а кто-то просто пропустит его, не более. Для меня лето это пора соревнований, крупных и достаточно тяжёлых, а так же это пора зелёной травы.
Мои уши уловили чьи-то быстрые и твёрдые шаги, значит сюда шла Наташа, которая должна подготовить меня, мой внешний вид, перед выступлением. Я тихо фыркаю, разворачиваюсь задницей к стенке, а передом к двери, чтоб встретить мою любимую хозяйку. Она уже подошла к моей двери, от неё исходила уверенность, но и волнение тоже присутствовало, я это ощущал, поэтому громко фыркнул и копнул ногой. Женщина уже была одета во всё конное, но не белые бриджи и не фрак, а простые конные штаны, которые были синего цвета в бежевую клеточку, новые, а так же простая серая футболка с каким-то рисунком. Я перевёл свой взгляд на её голову, длинные волосы были собраны в пучок, что мне привычно, а так же пахло духами. Наташа достала мне яблоко и протянула его, а потом сама подошла ко мне, поглаживая мою мощную серую шею, я поддаюсь её ласке и начиная тихо гугукать и пофыркивать. Своими светло-серыми губами беру с её нежных рук кусочек яблоко, тяну его в рот и кушаю, а потом губами прохожусь по её лицу и кладу свою голову ей на плечо. Наташа без всяких слов обняла мою шею и похлопала по ней, а после потрепала меня по чёлке и угостила ещё одним кусочком яблока. Только с ней я мог вести себя так, так безропотно и довольно нежно, а с остальными нет, остальные для меня никто, поэтому и вёл я с ними соответствующе, строго, холодно и безразлично.
-Ну что, мой хороший, сегодня у нас трудный день. – прошептала она, беря в свои руки мою морду.
С моим тёмно-серым телом в крупное яблоко, светлая морда смотрелась с аккуратностью, всё-таки я вестфальский жеребец, поэтому мощный и высокий. Я потянулся за женщиной и вышел с ней на развязки, которые она с быстротой одела на мой, синий в белую полоску, недоуздок . Она ушла куда-то, но я знал, что это ненадолго, поэтому мирно ждал, облегчив одну ногу и отвесил нижнюю губу. Я уже давно потерял интерес выпендриваться и что-то строить из себя на развязках, как это делают молодые лошади, не все, но делали некоторые, это выглядело глупо и отвратительно. Мне особо не понятно, когда такое вытворяют взрослые, статные лошади, ради чего?
А вот и моя красавица идёт, которая отвлекла меня от всяких раздумий, я загугукал, а потом громко фыркнул, подтверждая, что она немного задержалась, странно. Ко мне пододвинули какую-то подставку, я не дёрнулся, потому что страшного ничего не было, я был высок, поэтому заплетать мою гриву приходилось с подставки. На подставку забралась Наталья, которая сразу же начала причёсывать мою гриву, а так же обрабатывать её кондиционером, я стоял ровно, даже пытался поспать. Я уже знал, что на этих соревнованиях на моей шее будут красоваться «шишечки», которые аккуратно сплетут нежные руки хозяйки, с любовью, с душой, потому что я это прекрасно осознавал. После процедуру заплетания гривы и хвоста, меня быстренько почистили, а затем одели попону, ватники на ноги, а далее завели в денник и привязали к решётке. «Значит скоро коневоз» - пролетело у меня в голове. Я даром времени не терял и начал засыпать, чтоб побыстрее всё случилось и не пришлось тухнуть таким красивым в деннике. И тут, как я и предполагал, ко мне пришла Ната, надела на мою голову уздечку, закрутила повод, пристегнула чембур к кольцу трензеля и повела меня в коневоз.
Рычащая машина перестала издавать звуки, как только я вышел из конюшни с женщиной, видимо он увидел нас, только не говорите, что я кэп. Наташа уверено повела меня вперёд, я шагал рядом с ней, гордо подняв голову, краем глаза смотря на леваду около конюшни, где гуляло три лошади. Я легко зашёл по трапу в коневоз, не хотелось бы мне своими «выступлениями» повредить ноги или придавить Нату, поэтому я давно перестал так дурить. Меня закрыли, и тут я обнаружил, что еду ещё с какой-то лошадью рядом, точнее с конём, и он начал опять дремать. Ну моя сущность и не стала его тревожить, всем надо отдохнуть перед выступлением.
Я прикрыл глаза, облокачивая свой зад об стенку, на сколько мне позволяла палка, которая закрывала мой зад от выхода с коневоза. Мне сразу же вспомнилось моё детство, которое я провёл в табуне вместе с тётями и сёстрами, и с мамой, самое чудесное времяпровождения. Сейчас вспоминаю некоторые глупые моменты, которые тогда, в детские года считал важными, и улыбаюсь, и на душе становится тепло. То самое нежное дыхание мамы на уши и её звонкое ржание, которое заполняло всё моё тело каким-то светлым чувством счастья, эх, как же это было давно. Потом мы вырастаем, уже не так интересуемся, что да как там с мамой, потому что люди забирают тебя от неё, а потом начинают творить твою жизнь. Если честно, то я часто вспоминаю те года, когда всё было беззаботно и легко. В моей жизни Наташа сделала тоже очень многое, стало моей второй мамой и подругой, ведь именно она помогла всем увидеть мои навыки, которые с каждым годом становились всё выше и выше. Эта женщина вывела мою сущность на высший уровень, показав все красоты и все низины конного мира, которые я запомнил и держу у себя в голове, как карту какого-то миру. Но я где-то в глубине знал, что рано или поздно я и с ней расстанусь, потому что не всё не вечно, ни я, ни она, что кто-то из нас уйдёт раньше, и останется один. Когда такие грустные мысли заплывают в мою голову, хочется просто бежать и бежать, а потом разбиться, чтоб больше никогда не думать о таком, но никогда не получалось.
Меня как следует, качнуло, а потом резко потянуло вперёд. Остановка. Я повертел головой, а потом посмотрел на обстановку в коневозе, мой сосед уже давно очнулся и непонятно фыркал. Мы приехали. Минуты через две, начал открываться трап, солнечный свет ворвался к нам в тесную «коробку», осветив всё, что находилось внутри. Меня вывели первым, его вторым, а ведь я даже и не знал его имени, да и ладно.
Наташа повела меня в новую для меня конюшню, я осматривался по сторонам, громко фыркал и всхрапывал, показывая, что мне тут всё интересно. Меня завели в красивую и уютную маленькую конюшню, наверное, она специально для гостей, потому что лошадей тут было намного меньше, чем в «настоящей» конюшне. Я зашёл в большой денник, и сразу же к автопоилке, потом вкусное сено жевать.
Через час, я думаю так где-то, ко мне подошла Наташа, которая сразу вывела меня на развязки. Она мне что-то говорила, но я уже не обращал внимания, так как разглядывал конюшни и лошадь, которая стояла на развязках впереди меня. Интересно. Меня как следует, почистили, потом попшыкали чем-то, но я только фыркнул. Наташа, после всех этих процедур, начала меня седлать. Красивый белый вальтрап, а потом сверху белую меховушку, ну а там конкурное седло. Ната протянула мартингал к подпруге, затянула подпругу, а потом уже начала надевать уздечку на меня. Уздечка была с соплёй, а трензель был строгий, скажем так, а уже потом к поводу прикрепили остальную часть мартингала и всё, я готов. К Наташе подошёл какой-то человек, начал разговаривать, ну, короче, мы пошли в путь.
До место мы шли недолго, но я уже успел обнаружить большую леваду. Мы зашли в предманежник на разминку, на меня залезли. В предманежнике было лошади пять, некоторые так же разминались, как я, а кто-то другой наоборот, пришёл немного отшагаться здесь. Ну а что там дальше? Мне не очень хочется описывать все эти элементы аллюров, которыми разминают лошадь, так что просто скажу, что коня размяли.
Я услышал свою кличку и имя Наташи и что-то ещё сказал голос на весь боооольшой манеж. Мы с ней выехали на конкурное поле, я начал громко фыркать, а так же красоваться перед всеми, чтоб на меня смотрели и любовались. Мы сделали остановку, а потом меня попросили поводом шенкелем сделать осаживание, что и сделала. Потом женщина вывела меня в рысь, а потом дала шенкель на галоп, я перешёл в галоп. Мои глаза сразу же начали ловить большие высокие барьеры, которых было мало, ведь это был конкур на мощность, а не простой, скажу там. Вот мне дали шенкеля сильнее, чтоб я был внимателен, а потом поводом указали куда мне идти. Первый барьер, довольно-таки высоко, но я брал такие препятствия, так что смело пошёл на него. Мои ноги были крепки и готовы, чтоб оттолкнуться и приземлиться, и чтоб на них ушла вся нагрузка, вся масса моего тела. Толчок. Мои ноги сразу же прижались к «фартуку» подпруги, задние ноги сильно оттолкнулись, а потом сжались, чтоб ничего не задеть. И вот, когда уже вершина препятствия я преодолел, то расслабил передние ноги, приготовив их для «посадки» своего тела. Хорошо, я ничего не снёс, поскакали дальше. Мы сделали крюк, а потом пошли на высокую стенку, которую я тоже преодолел без всяких усилий, хотя неа, усилия были, да ещё и какие.
Пропрыгав успешно несколько препятствий, я пошёл на предпоследний.
Я бежал на самое высокое препятствие из всего маршрута, после него надо было потом двойник пропрыгать, как мне показалось. Но тут меня внутри как будто что-то стрясло, мне не хотелось прыгать это препятствие, я чувствовал, что произойдёт что-то безумно плохое, поэтому за два темпа до прыжка я резко затормозил, что мои ноги вошли в грунт, я встал на свечу. Наташа дала мне по заднице хлыстом и дёрнула повод вправо, чтоб завернуть меня на вольт и опять прыгнуть это препятствие. Я не хотел прыгать, ну не знаю почему, не мог объяснить никому, но меня заставили. Мы завернули на вольт, потом меня зажала шенкелями, шпорами, как следует вдарили по зубам перед препятствием, и по заднице хлыстом прошлись, пришлось прыгнуть. Но моё чувство меня не обманывало, то, что меня пугало где-то подсознательно случилось наяву. Я прыгнул, но перед этим, точнее во время прыжка, я подскользнулся и как-то боком «поехал» по препятствию, переворачиваясь, всадница упала, а я со всей дури упал на свои передние ноги, причём одну ногу я успел прижать, а вот вторую я выпрямил. Высота была приличная, потому что сейчас мы прыгали на мощность, и высота барьера была 2,20 см, и это я со скоростью, сделав какой-то непонятный элемент в воздухе, упал на свои незащищенные ноги.
Моё тело пронзила боль, а особенно ноги, передние ноги и моя морда. Я посмотрел на ту вытянутую ногу и ужаснулся, она была сломана и торчала кость, ужасно, вторая нога, согнутая тоже болела. Я лежал на боку, мне было ужасно больно, боль невыносимая, я начал громко ржать, махать задними ногами, тяжело дышать. Мои уши услышали голоса людей и их шаги по грунту, все бежали ко мне и всаднице, которая валялась где-то сбоку от меня. Но как ни странно, я уже знал, что всё, это мои последние минуты жизни, потому что люди не будут возиться с таким тяжёлым переломом, я знал, поэтому хотелось просто выть и сделать так, чтоб я стал здоров.
Но, к сожалению, наши желания и хотения, которые чересчур не выполнимы, так и останутся в нашем мозгу, поэтому я лежал и громко фыркал, ржал. Боль пронзала, но такое чувство, что шок, который начал окутывать меня, начал заглушать боль, но теперь мне стало ещё хуже, появилось сильное сердцебиение, которое трясло всё тело.
-Посмотри на его ногу! Всё, этот конь мёртв. – произнёс какой-то мужчина надо мной.
Я громко сопел, моё тело трясло, глаза даже чуть вылезли из орбит, ну так казалось по крайне мере. «Надо бежать.» Я хотел было перевернуться, точнее лечь на живот, но я не чувствовал вообще ноги, на которую свалился, когда она была вытянута, а именно правую. Моё тело сотрясало, я в прямом смысле ходил ходуном, я уже не соображал, я не реагировал на людей, который бродили около меня. А за это время, когда я осмотрелся, с меня сняли и седло и мартингал, оставили уздечку. Я попытался встать, моя левая нога, которая была сломана, но не так тяжко, как правая, потому что перелом явно был внутри, хотя видно, что кость сместилась, но не пронзила плоть. Я встал, нога левая заболела ещё больше, правая вообще обвисла и весела, я упал на бок, ударившись ещё больше, меня прижали люди.
-Нет! – ржал я, болтая тремя ногами.
Всадница поднялась, потому что услышал её стоны, а потом разговор с врачом, который подошёл к ней там.
Наташа подошла ко мне хромая, походу дела она сломала себе тоже что-то, она села около меня, гладя по шее, а я громко храпел.
-Нам придётся его усыпить. – произнёс спокойно ветеринар, который стоял передо мной. – У него правая нога просто в дребезги.
Он указал на ногу, которая просто была в нескольких местах сломана, кость торчала наружу, порвав мышцу и кожу, шла кровь, торчало мясо. Наташа заплакала, прижимаясь к моей шее, а я просто лежал, тяжело дыша.
На трибунах слышались возгласы какие-то, охи-ахи, кто-то с ужаса кричал, кто-то плакал, я это слышал. А что им, тем, кто сидит на трибунах? Для них это просто зрелище, которое закончится минут через десять, они придут домой, всем расскажут и продолжат жить своей жизнью. А ты нет, тебя усыпят через пару минут и всё.
Из моей ноздри потекла кровь, я это начал ощущать, да и пахло кровью, своей кровью, Наташа рыдала сверху.
-Нет. Прости меня! Я не хотела! – рыдала хозяйка, положив свой перед мне на плечо, поглаживая мою шею.
Я храпел, сопел, мои ноздри выфыркивали кровь, я уже ощущал, как терял ту красную жидкость, которая питала все мои клеточки организма. И тут мои уши уловили возгласы людей около меня, а потом я почувствовал, как врач искал вену на моей шее, я начал дёргать ногой, но тогда ногу прижали люди и ветеринар вогнал шприц. Этот холодный метал, который легко вошёл в мою вену, которая носила кровь, я чувствовал, как эта смертоносная жидкость начала смешиваться с кровью, начала расходиться по всему организму словно яд.
-Прости мой дорогой. Выбора больше не было. – произнёс мужчина, похлопав меня по шее.
-Выбор есть всегда! – крикнула на него женщина.
-Но не в его случае. – твёрдо ответил ветеринар.
Потом этот мужик начал что-то говорить Наташе, которая уже вся захлебнулась в своих слезах. В моей голове до сих пор не укладывается её горе, ведь она, кроме меня, ничего не теряет, подлечится и дальше в спорт. А хотя нет, она же любит меня всем сердцем, я для неё, как ещё один ребёнок, зря я с ней так. Я прикрыл глаза, совсем на чуть-чуть.
О это чудесное детство, которое проходит без особых забот и переживаний. У тебя до сих пор оно в голове, иногда, даже, снится по ночам, будто давая расслабиться твоей сущности сейчас во в зрелом возрасте. Закрываешь так глаза, например, после тренировки, вспоминаешь свои зелёные поля в Германии, где прошло твоё самое начальное детство. Люди рано выпускали гулять маток с жеребятами, выпускали гулять в большие просторные поля, которые были огорожены забор, но поле было такое большое, что даже казалось, что его нет.  До сих пор помниться, как конюхи только выпускали кобыл с чёмбура, как все помчались, а за ними бежали их жеребята, радостно подавая голос, играя друг с другом по пути. Эти поля были чудесны, много вкусной свежей травы, которую ели в течении всего лета и до осени, я больше таких больших левад не встречал в своей жизни. Помниться, как я пытался кушать траву, хотя родился всего пять дней назад, тогда трава показалась весьма странно вкуса, чем молоко матери. Когда только оторвал пару травинок своими маленькими губами и поместил в рот, в котором зубы совсем были крошечные, только верхушка их торчала, хотелось выплюнуть. Однако любопытство, которое завоевало весь мой разум тогда, превышало вкусовые рецепторы, которые явно не поняли что это такое. Трава была уже большой и сочной, так что пучок травы весь был большим для моего рта. Этот такой странный вкус чего-то влажного и немного суховатого интересовало, поэтому кое-как прожевав своими крошечными зубами, глотаешь, однако да, трава плохо как-то жевалась. Трава оставляла какое-то неприятное чувство в горле, сухость точнее, поэтому я быстрее искал мать глазами и подбегая к ней, сразу же свою мордашку к ней под живот, губами утыкаясь в её соску, чтоб отпить того сытного молока, которое хорошо смачивало горло. А вот молоко совсем другое дело, нежели какая-то странная трава, которую лошади ели целый день. Молоко оно вкусное, всегда было тёплым и сладковатым на вкус, немного жирное, однако да, именно оно давало мне силы и развития. Помниться, как молоко, иногда, оставалось на моих крошечных  тёмных губах и мама, с нежностью, проходилась по ним своими губами, делая так, чтоб мои губы были чистые. Моя мама, светло-серая вестфальская матка, которая раньше прыгала конкур, была довольно престижной турнирной лошадью, отлично знающая своё дело, стала маткой из-за травмы ноги, люди решили уже оставить кобылу в покое. И они не ошиблись, ведь моя мама Хистена, давала очень хорошее потомство от известных жеребцов-производителей. Жеребята всегда рождались крепкие, здоровые с весьма задорным характером, и люди это ценили, поэтому бережно относились к ней, в прочем, как и ко всем другим маткам. Там, где я вырос, стояли только те лошади, которые хорошо воспроизводили себе подобных, чтоб не было никаких пороков у них, а значит и у следующих поколений.
Я до сих пор помню рассказы матери о её выступлениях, когда люди радовались своей победе, но не забывали и про лошадь, которая помогла им в этой победе. Я всегда слушал эти рассказы с раскрытым ртом, а потом рассказывал другим жеребятам, а потом пытался сам стать конкурным конём, перепрыгивая всякие палочки. Эх, детский задор потом куда-то с возрастом улетает, уступая место раздумчивости и некой квёлости. Сейчас я явно не такой, каким был двенадцать лет назад, я не такой несмышлёный жеребёнок, беззаботно скачущий около бока своей матери, раздумывая о чём-то «важном» для своих лет, расспрашивая мать о разном. Но хотелось вернуться ненадолго в то время, когда нет никаких забот, когда самая важная мысля это не потерять маму в большом маточном табуне, поиграть со своими друзьями и побыстрее покушать. Ан нет, побыстрее покушать сохранилось во мне и сейчас, но уже явно не с таким удовольствием. Помниться, как мы ели с мамой с одних яслей, я, было, набивал себе рот распаренным овсом, и вальяжно рысил в просторном денники, гордо подняв голову и хвост, задирая ноги вверх. Мама сначала улыбалась, а потом начинала ругать, она говорила, что так с едой играть нельзя, да и сам можешь подавиться. Сколько было у неё жеребят до меня? Наверняка много, но тогда я даже не задумывался над этим, мне было не интересно, да и мысли о таком не возникали. Моя сущность слушалась маму, ведь она была главной в моей жизни, следила за мной, иногда играла, в моей голове до сих стоит её образ, хотя прошло много времени, как я её не видел. Даже страшно подумать, что её уже нет в живых, что она умерла от старости, всё-таки ей было уже пятнадцать лет, когда я появился на свет. От этих мыслей я дёрну головой, не надо думать о плохом. Отца я видел всего пару тройку раз за свой жеребячий возраст. Но в голове остался его смутный образ, высокого, статного, мускулистого тела, он всегда держался гордо, люди ценили его и в спорте, и в качестве производителя. Интересно, сколько сейчас у меня братьев и сестёр по его линии? Страшно подумать, а ведь встречал я немногих потом в своей жизни, первых встречал на поле для выпаса, когда был мелким. А детство-то кончается довольно быстро, я понял это тогда, когда люди уже стали разделять меня с матерью, ведь мне было уже шесть с половиной месяцев. Тогда мой детский разум ничего не понимал, рвался опять к родной маме, но люди это люди, они выполняли свою работу. Ладно, что хоть продолжал гулять с ней в полях, но мама уже прекращала быть такой нежной, уже не подпускала к сладкому молоку, всё. Вот так кончается быстро детство, первый шаг во взрослую жизнь, а ведь так не хочется покидать её тёплый бок и смешные рассказы, которые она мне рассказывала. Я доволен своим детством, у меня было всё, что мне надо было, это чудесно!
Но рано или поздно приходиться проснуться, когда боль сковала всё моё тело.
Я открываю глаза на минутку, опять этот манеж, опять эти люди. Но вот оно, счастье, потому что тело стало ватным, стало так хорошо, боль ушла, правда очень сильно захотелось спать, так сильно, что глаза сами закрываются, но я продолжаю сопротивляться, хотя сил нет. «Мои последние минуты» - думает конь.
Звуки стали расплывчатыми, я их не различал, потому что они стали какими-то странными, я уже ничего не понимал, вот только организм хотел уснуть. Я чувствовал, что сердце начинает биться медленней, боль давно ушла, я не ощущал уже на своём плече Наташу, которая что-то говорила.
Я закрыл глаза.
Передо мной проплывали моменты моей жизни, моей лошадиной жизни, которой я жил чуть больше двенадцати лет. Вот я совсем ещё маленький жеребёнок, который скачет около мамы, а потом убегает играть со своими друзьями в поле, как он начал задирать другого жеребёнка. А вот мою тушку разделяют от матери, потому что я стал уже большим и не нуждался в молоке матери, меня заставляли привыкать быть без мамы.
Картинки менялись так быстро, что я уже не понял, что это происходило.
А вот и Наташа перед глазами. Она мне чем-то напоминала мою маму, потому что была такая же нежная и строгая, всегда говорила правду мне, а так же всегда поправляла, если были какие-то ошибки. Я стал её уважать, когда эта женщина стала так же уважать меня, а потом втёрлась в доверие, заполнив собой частичку моего сердца. Я всегда вспоминаю её с улыбкой, с некой благодарностью, ведь она столько в меня вложила, что просто, однако мне обидно, что мы с ней расстались, что она меня отдала, это не справедливо. ) это будем в будущем, так что оставим это на будущее. Самые светлые воспоминание с Наташей, Ната она, Ната, я всегда её так звал, хотя она вряд ли понимала меня, точнее не понимала мои слова, только мимику. Я помнил до сих пор, как она начинала меня обучать моим первым прыжкам на свободе, тогда даже выехали на заводские испытания, заняли первое место, как ни странно, я был удивлён, а Ната нет. Это чувство полёта, однако, иногда прыжки давались тяжело, к примеру, когда прыгать не хотелось, или когда высоко, всё время боялся, что при приземлении зад перевесит перед и я упаду. Но это всего лишь страхи, чувства, которые остаются внутри и терроризируют мозг, но не тело. Я всегда делал то, что сначала считал недостижимым для себя, таким образом, становился смелее, наглее и твёрже, спасибо Наташе. Помню, как меня три человека заводили на большой, высокий барьер, а я боялся, что собью все жерди или же сам упаду на них. До сих пор стоит в ушах её слова : «Давай мой хороший, ты сможешь, ты у меня не тряпка.», и я делал то, что ранее не мог. Из меня растили настоящего спортсмена, а не какого-то коня, у которого просто громкое имя и знаменитые родители, нет, всё на своём поте и крови. Кровь тоже была, но о таких моментах пока не хочу говорить, слишком неприятно, а может быть, где-то и больно, как будто тело отзывалось на это. Я прекрасно помнил до сих пор, как моя ошибка и ошибка Наташи заперли меня на 3 месяца в деннике в стояние, выводясь гулять в поводу по двадцать минут, и так каждый день. Этот коварный барьер, где не был рассчитан темп, а женщина не вовремя вылезла вперёд, в итоге у меня растяжение передних ног или что-то в этом роде, а у Наты была сломана ключица, барьер-то был высоким. Я до сих пор жалел, что мы вылетели из больших соревнований из-за этой мелочи, а ведь эта мелочь сейчас такой кажется, а ранее была большим камнем. Эх, всё-таки всё со временем становится более мельче, наши воспоминания, ошибки и разные казусы, от которых никто не застрахован и никогда не будет застрахован, если ты живёшь, то обязательно что-то будет. Мы же не брёвна, чтоб стоять на одно месте и ничего не делать, мы движемся к какой-то цели, совершаем какие-то действия, иногда даже и плохие, но делаем, так у каждого есть такое, особое воспоминание.
Я уже чувствую как всё, у меня всё отмирает, как сейчас я отключусь навсегда и всё, я больше никогда здесь не появлюсь. Последний вдох и выдох и всё. Моё серое тело замерло, больше ничего не дёргалось, ничего не дышало.
Всё, наступил конец для меня и для моей такой успешной спортивной карьеры.
Темнота.
И вот я что-то вижу светлое такое, приятного цвета, какое-то тепло. Я, почему-то, смог открыть глаза и что я вижу? Зелёное большое поле, которое освещено солнышком, которое светило ярко, отдавая тепло моей шкурке. Это явно не манеж, ну где же я тогда? Что это за место, которое настолько уютно? Я же только что лежал в манеже, я умер, скажем так, а тут на тебе. Я осматриваю себя и что же я вижу? Длинные серые ножки, поворачиваю свою голову, а у меня маленькое тельце и я не большого роста. Жеребёнок. Я жеребёнок? Странно. А вот и моя мама, которая уже звала меня своим тихим ржанием, и я побежал к ней. Моя мечта осуществилась, я опять стал маленьким и вернулся к своей маме под тёплый бок, но однако я знал, что многое не завершил там, где сейчас была Наташа.
Конец.
(А может быть не конец, а ещё самое начало!)

Вот он! Вот он мой успех, а вы не верили. Да куда уж вам, люди, понимать происходящее, ведь куда не глянь, а все бегают, копошатся зачем-то… Вот что вам еще нужно? Вам же сказали, что объявлено открытие соревнований по конкуру, а вы все носитесь, все вам не понятно… У того нужно затянуть подпругу, у того трензель во рту перекосился, у того бинты припачкались… Да кому вообще нужна эта мишура? Вы лучше посмотрите на меня – Бога! И я готов выиграть эти соревнования, а вы что? Бегаете за теми, кому не по силам того, что могу я, за теми, кто ни за что не сможет меня победить. Учи вас все неучей, а я ведь тоже отдохнуть хочу!
Я был первым в списке участников. Я должен был открывать эти соревнования. Я должен был победить. Мой человек носился по манежу от одного барьера к другому что-то записывая, тыча пальчиком во все стороны, а я стоял с каким-то мальчиком и меланхолично жевал его воротник, поскольку это было единственное, что мне сейчас разрешалось делать. Да и ладно, тоже мне потеря! Мне не были сегодня интересны другие лошади, люди, ведь это был зачет всех моих стараний и попыток научить моего человека прыгать. Он всегда был таким спокойным, собранным и уравновешенным, а сейчас – ругается с тренером, лицо красное и мокрое, галстук развязан и болтается лишь бы как на его шее… Вот он возвращается ко мне и по ходу натягивает перчатки.
- Да, иди сюда, я тебя успокою! – я потянулся к нему носом и тихонько дернул за рукав. Человек даже не заметил этого и лишь передернул плечами.
- Манеж маленький, мы не сможем так выступать, - обратился он к тренеру.
- Ничего, сделай вольт, если понадобиться. Все будет нормально, вот посмотри на него, - отвечал тренер указывая в мою сторону. Я недоуменно смотрел на людей, пытаясь понять чего они так паникуют, но все равно ничего не понимал.
- На старт приглашается Успенский Игорь на лошади по кличке Загон, - голос с неба пригласил нас на старт. Я давно привык к такому голосу. Он всегда появлялся на всех самых ответственных наших тренировках, на всех наших зачетах и экзаменах.
Человек забрал у мальчишки поводья, подтянул мою подпругу и тяжело взобрался в седло.
- Ты, наверное, никогда не научишься садиться в седло используя лавку. Мне же тяжело, - я недовольно бурчал себе под нос все дальше продвигаясь вглубь манежа с большим количеством барьеров размеренным шагом. Натянутый повод. Остановка. Небольшая перемена положения тела всадника. Это был поклон. Я немного скосил нос в сторону, наблюдая за тем, как человек перебирал поводья в руках ожидая звонка, который позволит нам тронуться с места и вот он, легкий, дребезжащий звук, заставляющий сердце замереть на доли секунды, а затем начать биться так, словно это его последние удары. Посыл. Куда уж там играться.
- Молодец, мой ученик! Пока что все верно, только вот не пытайся затягивать меня поводом! Сколько раз тебе объяснять, что при натянутом поводе я набираю темпы! Как тебе еще доступнее объяснить?! – я сделал два темпа легким галопом, а потом перешел на кентер. Повод еще больше стал укорачиваться, а перед моим взглядом появился барьер.
- Я не буду двигаться медленнее. Вот увидишь, все будет нормально. Этот барьер? – я еще немного прибавил скорости, оттолкнулся от земли и взмыл в воздух, - Говорю же, что все нормально будет.
Я не задел этого низенького барьера, но тяжело приземлился после прыжка. Всадник покачнулся, но удержался в седле.
- Держись, - только и сказал я ему, вновь набирая темпы перед ближайшим барьером.
- Куда?! Не туда!! – человек стал затягивать повод, выворачивая мне голову и работая шенкелями, но было уже поздно. Я мчался на всех парах на ближайшую ко мне стеночку и уже не мог, да и, признаться честно, не хотел останавливаться. Однако, мой ученик оказался более настойчив. Уже перед самым барьером и развернулся в сторону. Ветер свистел в ушах, а меня стало заносить куда-то в бок. Теперь нужно было делать усилия, чтобы держаться прямо.
- Да что ты такое делаешь?! Немедленно перестань тянуть меня! – моя голова была наклонена в сторону из-за давления повода, а я двигался на барьер, ведь нельзя было терять ни секунды. Передо мной была система. Прибавить темпы. Ветер в ушах, земля из-под копыт улетает. Толчок и… мало мощности! Повод по прежнему меня перевешивал и из-за этого я не смог прыгнуть достаточно высоко, а грудью ударился о брусья. Но останавливаться было нельзя. Трибуны затихли. Отовсюду бежали люди на манеж. Я не понимал, что происходит, а лишь пытался продолжить маршрут. Еще один барьер в системе и снова тот же результат – я сильно приложился грудью и коленями о брусья, и прыжок полностью испорчен.
- Да отпусти ты меня! Я все знаю сам! – резкий рывок головой и вуа-ля – больше мне ничто не мешает! Третий барьер системы позади остался не сбитым.
- Я же говорил отпустить! – я покосился в седло, но там никого не было. Наверное, показалось. Пронеслось у меня в голове и я направился к очередному барьеру – канаве. Еще пару темпов и… я понял, что произошло, почему меня так перекосило, почему больше я не слышу тяжести и помехи у себя на спине… Я оглянулся. Мой человек лежал посреди манежа, а вокруг него бегали люди. Попытка остановиться, но уже слишком поздно. Нужно было прыгать. Отрыв от земли. Недостаточная мощность и набранная скорость. Я не смог долететь до края канавы. Она оказалась слишком длинной для меня. Кончиком копыта я коснулся сухой земли, и моя нога соскочила вниз. Странный хруст и все ноги в воде. Меня немного занесло и я упал набок. Попытка встать. Я на ногах. Мой человек еще не встал и я начинаю переживать. Иду к нему. Нога болит.
- Ах ты чертова скотина! – тренер с дикими криками кидается на меня. Я в панике сперва начинаю осаживать, а затем резко срываюсь в галоп стараясь убежать от злого тренера. Нога онемела. Я ее не чувствую и не могу ею управлять. Падение… Снова крики… Тренер подбегает ко мне, а я бьюсь в безуспешных попытках подняться… Тишина… Человек в белом подошел к нам… Тренер опустился и погладил меня по голове… Он спокоен… Почему?
- Нога сломана. Открытый перелом, - сказал человек в белом, глядя на меня. - Что с ним делать?
Тренер молчит… Начинаю ощущать ногу… Она горит огнем!
- Кто поджег мою ногу??? - паника… Я пытаюсь подняться… Тренер удерживает меня на земле…
- Усыпить.
Человек в белом вздохнул, взял какой-то чемоданчик, достал странную белую штуку с тонким концом. Нога болит… Мысли путаются…
- Мне больно! Пусти меня! Зачем ты так со мной? Что я сделал?
Кажется, на мою шею сел овод и укусил меня… А мне не дернуться… Нога болит… По шее что-то растекается…
Странно… Боль уходит… Хочется спать…
- Ладно, тренер. Я отдохну и тогда мы с тобой поговорим…
Мой человек еще на земле… Люди все еще бегают вокруг него… Нет. Стоп. Он встал! Он жив…
- Прости, я думал, ты со мной…
Просто спокойствие… просто тишина… просто я счастлив, что все закончилось благополучно…

Снова, снова разочарование, боль, горечь на душе. Снова воспоминания пронзают душу, рвут ее на клочки, не оставляя ничего. Тупая боль.. Пустота.. Мрак.. И среди всего этого приходится жить. Приходится бороться за каждую секунду существования в этом мире. Бесполезно, глупо, абсолютно ненужно..
Бежать.. Бежать вперед и вперед.. От всей этой бесполезной траты времени. Лететь.. Лететь, парить над землей, лишь бы найти Ксению.. Найти, остаться рядом с ней. Навсегда, до скончания дней. Забыть.. Забыть все, что было после того, как она исчезла. Это всего лишь страшный сон. Страшный сон.. Забудь..
Гнедая распахнула глаза, чувствуя, как грудная мышца сжимается от тупой боли. Боль душевная – наверное, самое страшное, что только можно себе представить. И со всем этим приходится жить. Считаться с потерями и принимать их, как должное. Забывать все то, что забыть невозможно. Становится упертой, злой, холодной. Хотя дальше уже некуда.
Она поднялась на мощные ноги, оповестив соседей о своем присутствии грозной крысой на морде. Она даже не удосужилась сказать им хоть какие-то слова приветствия. Для нее они были никем. Просто личности, жившие по соседству. Глухо фыркнув, кобыла опустила голову в кормушку, но не нашла там ничего.
Дурной знак. – прошелестела она, оглядывая проход конюшни. Обычно не кормили ее только в  те дни, когда ей предстояло выступать. Тогда Ксения самолично занималась кормлением своей Леди Ди, никогда не позволяя делать это кому либо другому. Но Ксении сейчас не было. Некому было выступать..
Тогда в чем же дело? Неужто эти ненормальные люди решили, будто среди них найдется один смельчак, что сможет выступать на моей спине? В таком случае, я хотела бы посмотреть в его глаза. Увидеть в них скрытый страх.. А потом.. Потом расправиться с ним, как я и делала раньше. – всхрапнув, ганноверка уперлась лбом в стену денника, притворившись безучастной ко всему. По конюшне проходил молодой рыжий жеребчик, который уже в который раз бил задом по двери ее денника. Она пообещала, что доберется до этого рыжего голодранца и надерет ему уши в следующий раз. А сейчас.. Сейчас она находилась в том сладостном предвкушении встречи со смельчаком, что отважится покатать свою пятую точку на ее спине. Конечно, был тут какой-то наглец, что старался завоевать доверие кобылы. Но он, в общем-то, не горел желанием с ней работать. Не то, чтобы выступать.
Полностью погруженная в свои думы, Леди Люкс и не заметила, как дверь ее денника тихонько заскрипела, оповещая о прибытии предполагаемого всадника. Тут же взгляд глубоких глаз устремился к двери. Там стоял незнакомый юноша, который хищно оглядывал ее и потирал руки. Она ответила ему угрюмой крысой, в которую вложила просьбу убраться по добру по здорову. Но тот забряцал недоуздком и довольно бесцеремонно надел его на уши гнедой. Та постаралась прихватить его за пальцы, но была жестко одернута и получила увесистую оплеуху.
Как ганноверка не старалась отвязаться от незнакомца и доказать ему, что все равно сильней, она была повержена. Она долго терпела различного вида оплеухи, крики и одергивания чомбура, упиралась всеми четырьмя ногами в пол денника, но в конце концов подчинилась. Годы дали знать о себе. Восемнадцать лет – нешуточный возраст. И как бы ни сильна духом была эта кобыла, противостоять побоям она уже не могла. И она покинула денник. Покинула, не как трусливая кляча, а с гордо задранной головой. Она отомстила незнакомцу за причиненную боль, наступив ему на ноги и хорошенько попиняв его, пока не встала на развязку.
Видимо, удостоверившись в явно не ангельском характере кобылы, юноша завязал чомбур морским узлом, так что порвать его и покинуть конюшню не предстояло возможным. Она старалась вырваться, кусала незнакомца за плечи, наступала ему на ноги. Но тот все же нашел способ с ней справится. Он попросту исчез, а потом вернулся в обществе трех крепких мужчин. Те стояли и держали гнедую крепкой хваткой, что не позволяла не то, чтобы ходить из стороны в сторону, а даже голову не позволяла поворачивать. Юноша занялся плетением косичек. Видимо, он настолько не умел этого делать, что долго чертыхался и вырывал клочья из гривы Ди. Она недовольно крысилась и дергала в воздухе свободной задней ногой. Но это ни к чему не привело. По проходу порхала какая-то девушка, которая очень удивилась представшей пред нею сцене. Она подошла к юноше, явно заинтересованная тем, что он делал. А потом сама принялась за плетение косичек. Вскоре ровные «шишечки» уже украшали гриву ганноверки, а та недовольно всхрапывала, пытаясь высвободится из хватки мужчин. Она не сдалась. Она продолжала вести немое сражение против неумелого незнакомца и его бравой команды. Она знала, что всегда выйдет победителем.
Что ты делаешь, глупец?! – фыркнув, она заметила, как всадник начинает седловку. Вот и вальтрап, гель, седло. Но оно не выглядит выездковым.. Вместо родного седла на спину гнедой приземляется маленькое, легкое седло, в которое, наверное, с трудом помещается всадник. Она не понимает, в чем дело.. А незнакомец уже затягивает подпругу. При помощи своей бравой компании, он надевает на кобылу уздечку, затягивает все ремни, а затем уходит.
Леди с удивлением глядит ему вслед и переводит взгляд на мужчину, что держит ее. Тот криво улыбается, насмехаясь. В душу закрадывается впечатление, что грядет что-то недоброе.. Слишком уж странно это все. Но незнакомец вскоре возвращается. И также не во фраке и в белых бриджах.. Он в цветном костюме, с маленьким хлыстом в руках. Все не сводит хищного взгляда с ганноверки, усмехается и натягивает на руки перчатки. Вскоре берет ее под уздцы и ведет на улицу.
Она думает, искренне верит, что они идут в сторону манежа. Но ошибается.. Глубоко ошибается.. Ее ведут мимо манежа, мимо плаца и мимо левад. Впереди открывается прекрасный вид на озеро, но им вовсе не туда. Ее ведут куда-то в бок, как оказалось, на ипподром. Она громко протестует, зажимая уши и вставая на дыбы, но опять ее сломила боль. Она подчинилась и направилась следом за незнакомцем, все зажимая уши и нервно фыркая. Рядом расхаживают лошади в точно таких же седлах. Но они моложе, быстрее и субтильней.. Непонятно, зачем ее привели сюда. Загадка..
Всадник сел в седло и довольно жестко выслал ганноверку в сторону странных сооружений. Две дверцы, а за ними еще две, буквально через несколько метров. Она постаралась встать на дыбы и развернуться.. Умчаться прочь, лишь бы только не идти туда. На верную смерть.. Она знала, что ее загонят до смерти. Именно поэтому выездковую кобылу привели на ипподром. Убить. Избавиться от главной проблемы на этой конюшне.
Ей не дали убежать, а вновь резко одернули. Вновь довольно сильный мужчина подхватил ее за повод и повел ее в сторону сооружений. Молоденьких лошадей тоже загоняли туда. Они, проходя мимо Леди, насмешливо фырчали и всем своим видом доказывали, что совершеннее. Она и не оспаривала их превосходство. Теперь уже понимала, что ничего не миновать.
Дверцы сзади закрылись. Она оказалась в замкнутом пространстве. Будь она в какой-нибудь другой ситуации, то она сразу бы выломала к черту эти дверцы и унеслась прочь. Но сейчас.. Сейчас она покорилась судьбе. С другой стороны, только смерть могла избавить ее от тоски по Ксении.
Видела бы меня сейчас Ксюша.. Ее Леди Ди, готовая стоять за себя до последнего, покорилась какому-то незнакомцу. – глухо фыркнув, кобыла прикрыла глаза. Но тут же дверцы открылись и всадник выслал ее в галоп. Она по привычке пошла широким галопом, собрав голову и подведя зад. Но незнакомец все высылал и высылал ее вперед, заставляя идти шире и шире. Он не останавливался на достигнутом и все продолжал гнать ее вперед, подгоняя хлыстом.
Ганноверка покрылась потом, «мылом», дышала тяжело и прерывисто. Она не могла больше бежать вперед. Просто не могла.. Она старалась продолжать бег. Конечно, она уже давным давно отстала от молоденьких лошадей. В глазах темнело..
Она упала на землю, подвернув ногу. Она отказывалась вставать. Она чувствовала, что сердце не справляется с нагрузкой. Чувствовала, что дышать она более не может. Всадник выбрался из-под нее и отошел в сторону. Подбежали врачи, но он отстранил их, сунув им в руки бумажки, названные деньгами. А легенда российской выездки умирала на глазах у многочисленных зрителей. Но горечи она не чувствовала. Она знала, что наконец забудется. Быть может, встретится когда-нибудь с Ксенией, тогда уже, наконец будет с ней вместе. Навсегда..
Я никогда не думала, что именно так наступит мой конец. Всегда думала, что умру из-за своего характера, но не представляла, что такой изощренный способ выберут люди. Ну что же, значит такова моя участь. Великий художник нарисовал мою жизнь именно такой. Придется смириться.
Я найду Ксению.. Я все равно буду с ней рядом. Судьба разлучила нас при жизни, но сделать ей это после моей смерти не удастся. Я найду свою девушку. Обязательно найду.. Найду..
Дыхание гнедой Леди Люкс остановилось. Величайшая русская выездковая кобыла ушла из жизни. Но в газетах об ее кончине не было абсолютно ничего. Лишь из интернета Ксения Морозкина узнала о том, что ее родная гнедая дамочка умерла. Причем не собственной смертью, а по желанию какого-то урода. Тогда она поехала в тот город, где провела последние месяцы своей жизни Леди и нашла то место, где ее захоронила добрая работница конюшни. Ксения долго лила слезы на могиле своей лошади, виня себя за то, что не стала проводить поиски своей красавицы вне России. Так бы она смогла ее найти.. Она искренне верила в это. Тогда бы они зажили счастливо. Но, злодейка-судьба распорядилась иначе. Она всегда все делает по своему сценарию. Увы..

И вот аплодисменты, возгласы, улыбки, восторг! Боже. В голубых глазах горит огонь, они сияют радостью и счастьем. Я сам себе не веря понимаю, что вот она, победа. Новая, но такая тяжёлая. Склонившись вперёд, я мягко касаюсь рукой шеи коня и поглаживаю его. Молодец! Ты безупречно отработал и вот мы удостоились с тобой почёта. Через что нам пришлось пройти? Тяжело было в начале, ты не хотел принимать меня как всадника, не хотел подчиняться, учиться, но вот, мы тут. Вдвоём. На Большом Призе. Мы прекрасно откатали, каждое твоё движение было безупречным, ты слышал меня и чувствовал, а я мягко направлял тебя — сегодня, мы по настоящему были единым целым и это оценили и судьи, и зрители. Мы вместе прошли через это, вместе завоевали пьедестал, вместе.
Ноги коня мягко ступают по песчаной поверхности, я снял цилиндр и стал отвечать улыбкой, поднимая вверх руку зрителям, которые провожали нас овациями. Команда так же встретила нас аплодисментами, все были так рады, у девушек были слёзы на щеках. Но моя улыбка была не такой уж и весёлый. Сейчас, я сидел на вороном жеребце, смотрел на счастливые лица, понимал что это победа, но чувствовал холод и какую-то непонятную душевную боль. Мне было не по себе, будто я сейчас видел их в последний раз. Конь тревожно зашевелил ушами и тихо что-то проржал, будто прочитав мои мысли. Я мягко погладил его сильную шею и прошептал: «Всё будет хорошо... Не волнуйся.»
Прошло ещё немного времени, на коня надели белую попону, я смог немного отдохнуть. Но это чувство меня по прежнему не отпускало. «Что со мной? Что происходит?» Пока, у меня не было ответа на этот вопрос... Но я чувствовал, что случиться что-то плохое. Может это звучит странно, но мне всегда удавалось предчувствовать какие-то дурные события. Шумно вздохнув воздух я снова улыбнулся помощнице и не стал говорить о своих мыслях. Нет смысла расстраивать людей, в добавок, в такой день.
Нога в стремени, подтягивание, перенос корпуса и вот я снова в седле. Нас объявили, мы должны ехать. На меня надели красивую, широкую ленту, я надел целиндр и выслал мягко коня. Всё было прекрасно, овации, поздравления, мы едем мягким галопом к судьям, но... Что случилось? О боги. Кто-то явно не смог удержать коня, а серая кобыла, которая заняла второе место, оказалась в охоте. Этот рыжий, высокий жеребец, явно перевозбуждённый мчался через весь плац, при том кобыла ему явно отвечала взаимностью и вот, я на жеребце оказался между двух огней. Всадница на кобыле сумела сойти и с командой стали уводить лошадь. Я оглянулся и зря. Этот рыжий воспринял нас с вороным соперниками и бросился. Конь подомной встал на дыбы и началась драка. Как я не пытался вразумить свою лошадь, он меня не слышал и не реагировал на повод. Резкий рывок в сторону и оба жеребца понеслись вперёд, вороной оказался быстрее, я попытался его завернуть на вольт, но почувствовал, как меня схватили зубами за сапог. Дикая боль, я стал терять равновесие и оказался на шее у моментально остановившегося вороного красавца, резкий разворот корпусом и я слетаю на деревянный бордюр огораживающий выездковый плац. Острая боль с левой стороны, мне тяжело дышать.
Весь шум, все звуки уходят на второй план. Я смотрю как вороного схватила помощница, тот вырывается, но не успевает никуда уйти. А вот рыжего всё таки уводят. Слава богу. Я встаю, но острая боль не даёт мне возможности вдохнуть полной грудью, в глазах плывёт, а моя белая перчатка окрашена в бардовый, кровавый цвет. Я в ужасе, понимаю, что ранен... Я смотрю на свю грудь и отвожу в сторону левую руку. Кусок дерева торчит в боку, вернее, в ребрах, которые явно сломаны, прямо в области сердца. Но оно ещё бьётся, хотя с каждой минутой всё труднее. Рука обхватывает этот кусок и я с трудом но вырываю его. Опять боль. Ноги подкашиваются и я падаю на колени, чувствуя, как белая перчатка полностью пропитывается горячей кровью. Тело дрожит, начинает мутить и голова сильно кружиться. Я поднимаю глаза и вижу перед собой испуганного тренера, рядом помощницу, бегущих врачей. «Гедеон! Гедеон, ты слышишь меня?!» Нет... Я не слышу что они говрят. В ушах только шум, а сознание заполнено не болью, а пониманием того, что предчувствие было верным.
Я падаю на песок, не в силах больше держать свой торс и рука уже не закрывает рану. Кровь сочиться на песчаную поверхность плаца, окрашивая его в багрово-красный цвет. Медики снимают с меня фрак, люди в ужасе, кто-то в слезах, где-то ржёт и рвётся ко мне вороной красавец, а я просто смотрю на свет. Голубые глаза отражают сияние белого света, но глаза холодеют с каждой секундой, смотря на этот свет. Сейчас он мне кажется каким-то особенно мягким, тёплым и приятным. Дыхание становится очень слабым, мысли исчезают и я просто смотрю, чувствуя как тело теряет последние силы. И вот. Весь плац замер, только медики отчаянно пытаются закрыть рану и борются за мою жизнь. Сейчас, будто все слышат эти последние удары сердца. Раз, два, три... Выдох... «НЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!!» Крик моей помощницы. Я всегда знал, что она была в тайне в меня влюблена, но не говорила мне об этом. Её боль нельзя передать, как и боль тех, кто меня знал и тех кто был сейчас рядом. Разряд, безуспешно. Ещё раз. Сердце мужчины по прежнему молчит. Ещё, ещё и ещё... Люди молчат, кто-то плачет, но все молятся. А в моих голубых глазах померк последний свет. Они пусты. Медики сделали всё что могли и теперь констатировали смерть. Рука мягко коснулась моих век и закрыла холодного, мёртвого цвета глаза, в которых больше нет огня, они темны, пусты, мертвы.